Разработка психиатрических препаратов с высокой точностью

May 27, 2024

Сара Андерсон присоединилась к Drug Discovery News в качестве помощника редактора в 2022 году. Она получила докторскую степень по химии и степень магистра научной журналистики в Северо-Западном университете, а также работала управляющим редактором журнала Science Unsealed.

Психиатр и нейробиолог Амит Эткин уже давно встревожен отсутствием прогресса в лечении психических расстройств на фоне растущей эпидемии психического здоровья. «Одна вещь, которая становится совершенно очевидной при любом взаимодействии с психиатрическими пациентами, — это то, насколько плохо им помогают существующие методы лечения», — сказал Эткин, который лечил пациентов как клиницист и изучал психические расстройства на фундаментальном уровне. Он объясняет эту ошибку в лечении ограниченным набором биологических механизмов в нынешнем пуле психиатрических препаратов, а также отсутствием диагностических инструментов для классификации подтипов заболеваний.

Стремясь переломить ситуацию с помощью подхода точной медицины, Эткин в 2019 году перешёл от академических исследований в Стэнфордском университете и основал компанию Alto Neuroscience. Опираясь на десятилетние данные о том, как люди с психическими расстройствами реагируют на различные методы лечения, его команда разработала портфель препаратов клинической стадии, нацеленных на ключевые пути заболевания, которые действуют по-разному в уникальных субпопуляциях пациентов. Исследователи также использовали эти данные для создания моделей машинного обучения, которые используют биомаркеры пациента для прогнозирования его или ее реакции на препарат из их портфолио. Сопоставляя профиль биомаркера пациента с соответствующим лекарством, команда Эткина стремится исключить догадки при разработке психиатрических лекарств и более эффективно предоставлять эффективные методы лечения депрессии и связанных с ней заболеваний.

Как клиницисты, невероятно неприятно давать пациенту лечение, о котором мы понятия не имеем, подействует ли оно. Прогностическая ценность равна нулю, за исключением того, что пациент или, возможно, член семьи ранее реагировал на определенное лекарство. Мы узнаем, работает ли это на самом деле, лишь несколько месяцев спустя, и этот цикл может продолжаться долгое время. Например, пациенты с депрессией могут легко пройти шесть месяцев различных методов лечения, прежде чем найдут то, что работает. Это должно всех разочаровать; люди не должны принимать это как статус-кво.

Корень этой проблемы заключается в том, как были разработаны эти лекарства, основанные на предположении, что такой диагноз, как депрессия, является значимым способом категоризации пациентов. В действительности, любой психиатрический диагноз чрезвычайно разнообразен биологически и клинически, поэтому есть часть населения, которая хорошо на него реагирует, но есть множество других пациентов, которые этого не делают. Проблема в том, что мы не знаем, что есть что.

Клинические испытания часто терпят неудачу, потому что исследуемая популяция неконтролируемо и неизмерима. Как отрасль, мы ничему не учимся из этих неудач или, что еще более шокирует, из успехов. Даже если лекарство работает, мы не совсем понимаем, почему и для кого. Это порождает еще больше проб и ошибок при разработке лекарств и их применении в клиниках.

Мы можем гораздо более логично соединить механизм заболевания с механизмом вмешательства, если измерим характеристики пациента. Рассмотрим в качестве примера лихорадку: лихорадка — это симптом, вызванный многими возможными состояниями, так же, как депрессия — это описание набора симптомов, которые могут иметь множество разных причин. При лихорадке мы проводим ряд тестов для диагностики основной причины, чтобы назначить правильное лечение. В случае депрессии этого не произошло. Логика очень проста и понятна: если мы проводим биологически значимые измерения, мы можем группировать группы пациентов в рамках диагноза, а затем согласовывать препарат с профилем каждого пациента.

Каждый мозг уникален, но между людьми есть общие черты, которые позволяют нам биологически подгруппировать их. Мозг невозможно подвергнуть биопсии, поэтому мы не можем получить к нему доступ на молекулярном уровне. Однако я бы сказал, что нам нужно понимать о мозге не то, что происходит в одной крошечной части мозга или в одном типе клеток, а, скорее, то, как мозг кодирует информацию и выполняет те задачи, которые кто-то выполняет каждый день. день. Мы можем многое узнать о работе мозга людей, исходя из их когнитивных способностей, их способности выполнять несколько задач одновременно и запоминать вещи, их принятия решений на основе поощрений или наказаний, а также того, как регулируется их циркадный ритм. Аспекты познания, эмоций и сна действительно являются ключевыми, и с инженерной точки зрения мы можем реально манипулировать этими мозговыми цепями с помощью конкретных лекарств и измерять реакцию. Мы не ожидаем, что эффект препарата будет ограничиваться когнитивными способностями, эмоциями или сном; скорее, мы ожидаем, что, используя эти различные рычаги воздействия на нужных людей, мы сможем изменить их общую клиническую картину.